Тайник - Страница 21

Они сняли пленку и забрались на остатки стены. Две смуглые танцовщицы на нежном бледно-зеленом фоне. Весенняя трава. Но откуда здесь могла взяться весенняя трава? Развевающиеся покрывала обнажали неестественно стройные тела с приподнятой грудью. Картину обрамляли чаши со стилизованными розовыми и белыми цветами.

— То, что вы видите, — это дно фонтана, — деловито сказала Генрика. — Он имел функцию не только эстетическую, но и практическую. Это был кондиционер тех времен. Моделями для танцовщиц послужили, скорее всего, нумидийки. Изображение складок покрывал ничего общего не имеет с тогдашним чопорным римским стилем. Изображение тел тоже указывает, скорее, на древние критские влияния, критская традиция сохранилась здесь, не смешиваясь с греческой и римской. Все в движении, а картины на римских мозаиках слишком статичны.

— Это великолепно, это просто сверхъестественно! — изумленно выдохнул Войтех.

— Да, сверхъестественно. А знаете, какой город мне нравится больше всех? Помпея. По-моему, это прекраснейший город в мире. Однако здешние мозаики много тоньше и совершеннее. Тут понадобятся сравнительные исследования. Пойдемте посмотрим следующую.

Они опять расстелили пленку и в углах закрепили камнями. Из зала они прошли коридором по зеленым мраморным плиткам к некоему подобию круговой сцены с обломками колонн по окружности. Сняли защитную пленку.

Обнаженная женщина с поднятой рукой спешила за несущимися тремя леопардами, левой рукой она держала поводья, правой указывала на невидимую цель впереди.

Он стоял затаив дыхание, смотрел и молчал.

— Скорее всего, пуническая богиня Таннитина, — сказала Генрика и сняла шляпу. — Возможно, вероятно — вот и все, что мы можем сказать. Здесь мог быть храм, но это тоже только предположение, достоверных сведений нет.

Они сели на вывороченную колонну. Небосклон покраснел, кроны пальм были красными, вдалеке высоким пламенем горела пустыня.

— Я часто думаю, — медленно сказала она, — чем эти места нас так притягивают? Почему человеку хотелось здесь жить? Откуда берется красота, которая все здесь озаряет и сегодня, в чем она заключается? Кто вдохнул волшебство во все, что нас окружает? Прошли тысячелетия, а оно не рассеялось, наоборот…

— Видимо, эта красота — отражение души тогдашнего мира, давно умерших людей, — кивнул он задумчиво. — У нашего мира такой души нет, он даже о ней не знает. Поэтому и не способен вложить душу в свои творения. Сегодня люди создают машины а машины подчиняют их, господствуют над ними. Наш мир — это мир для машин, а человек — только их придаток, дополнение к ним, иначе он не имеет цены. Тот мир был отражением внутреннего мира человека. Сегодня человек прячет то, что у него внутри, показывает миру пустоту вместо лица.

Она улыбнулась и кивнула.

Паутина порвалась, солнце рухнуло в преисподню. Лица у них посерели, белые колонны покрылись серой пылью. Богиня и леопарды убежали в темноту. Стояла тяжелая тишина. Это не была тишина солнечного дня. Тишина умирания и гибели.

— Не люблю сумерки, — сказала она резко. — Как только взойдет луна, тут снова все будет прекрасно. Хотите подождать?

— А вы хотите? — спросил он осторожно.

— Я хожу сюда каждый вечер — что мне тут еще делать? Здесь я чувствую себя счастливой. Это мое представление о счастье. Возможно, вы чувствуете то же самое, когда лезете в какие-нибудь подземные пласты.

— На животе, как червяк, да? — добавил он иронически. — Я вообще примитивный человек, коллега. Будь моя воля, я послал бы сюда экскаваторы, чтобы они содрали эту старую культурную шелуху и добыли еще один миллион тонн фосфатных удобрений.

— Прежде всего вы невозможный человек, доктор! — сказала она. — Я не хотела вас обидеть. У каждого свои представления о счастье, нечего из-за этого меня высмеивать.

— Я вас или вы меня? — спросил он серьезно. — Ради бога, может, мы не будем ссориться?

Ее лица уже не было видно. Ночь разделила их и отдалила друг от друга. Оба молчали, начало слегка холодать.

Издалека, из глубин Великого Восточного Эрга, неожиданно прошло по верхушкам пальм бледное дрожащее сияние. Оно растеклось по небосклону, поднялось вверх и обнажило бледные призраки колонн, капителей и плит, прямые линии старых улиц и бесформенную осыпь стен. Потом из сачка выскочила серебряная рыба, ее отражение заблистало на поверхности заводи. Таннитина вновь ожила и приблизилась на расстояние прыжка леопарда.

Древний мир вышел из темноты; словно вырезанное из слоновой кости, высветилось лицо вечности. Затаив дыхание следили они за этим превращением.

Вырванные из времени, плыли они по небу наперегонки с чудесной рыбой. Она меняла цвет, из серебряной стала золотистой, и теперь всюду стало уже совсем светло. Генрика бесшумно встала и сделала ему знак рукой. Он направился за ней, преследуемый взглядами леопардов. Они погрузились в переплетение улиц. Впереди раздавались ее звонкие шаги. Силуэт женщины то возникал, то расплывался перед его глазами. Потом он заметил, что они поднимаются по гигантским ступеням, все выше и выше к небу, кроны пальм были уже совсем рядом.

— Остатки римского амфитеатра, — сказала она тихо издали — Только несколько рядов, больше от него ничего не осталось. Идемте посмотрим, отсюда прекрасный вид.

Он увидел перед собой фигуру в складчатой тунике и протянул к ней руки. Еще ярче вспыхнул серебряный факел. Сверхъестественное лицо, словно отлитое из тусклого металла, повернулось к нему. Мгновение он неуверенно касался его кончиками пальцев, потом — губами. Оно было теплым и мягким, глубины глаз притягивали к себе. Кто-то прятался в этих глубинах, наблюдал за ним, касался его горячей кожи, ловил его дыхание.