— Удается это сфотографировать? — спросил Войтех с интересом.
— Конечно, камеру тоже можно обмануть. Если бы мы были далеко в пустыне, такая штука могла бы нас сбить с пути, ко здесь опасность не угрожает.
Машина двинулась дальше.
— У вас теперь одна задача: продолжайте авиаразведку и ни о чем не беспокойтесь. Пока мы в обороне, но вскоре инициатива должна перейти в наши руки.
— Это не рискованно? — тихо спросил Винтер.
— Конечно, риск есть всегда. На войне каждая атака — это риск, вопрос жизни и смерти. А мы с вами на войне, хотя многие не хотят этого признавать. Пока что они похитили Тиссо и Тарчинску, но если они добьются своего, знаете, сколько людей может пострадать завтра? Для чего они, по-вашему, хотят использовать клад Роммеля?
— Да, но ни вы, ни я — не у них в руках!
— Во время войны в Алжире мы топили каждое судно или лодку, на которых плыли наши враги, даже если на палубе могли быть наши пленные. Этого требовал милосердный Аллах. В Коране говорится: «Не обрести вам блаженства до тех пор, пока не пожертвуете тем, что любите». Мы вынуждены были жертвовать жизнями своих братьев, потому что без жертв не выиграть ни одной войны.
Винтер глубоко вздохнул. Эту суру Корана он уже когда-то слышал, ее можно использовать по любому поводу. В соответствии с ней он должен пожертвовать Генрикой, чтобы ему выпало вечное блаженство. С этим он согласиться не мог. Он переговорит с Сурицем. То, что предлагает капитан, возможно, соответствует местным обычаям, но акция против похитителей не должна превратиться в авантюру.
— Что я должен ответить, если профессор Матысьяк из экспедиции археологов спросит меня о докторе Тарчинской? Каждый день жду его вызова. Генрика должна была возвратиться из Утицы еще на той неделе.
— Не вызовет, он в курсе, — ответил капитан. — Иначе, к сожалению, было нельзя.
— А не возбудит ли его молчание подозрение у похитителей? На его месте каждый…
— Не возбудит. Профессор Матысьяк не молчит. Телевидение уже два дня тому назад передавало информацию об исчезновении сотрудницы археологической разведки ЮНЕСКО в Утице или Тунисе. Радио повторяет это сообщение регулярно, каждый день. Исчезновение не могло остаться незамеченным, это похитители должны были учитывать. Она ведь не в отпуске, как Тиссо.
Пальмовые рощи начали бледнеть и расплываться перед глазами. Фата-моргана исчезла так же быстро и неожиданно, как появилась. Вместо нее возникло пестрое скопление палаток. База. Дом! Но обычного чувства облегчения Войтех не испытывал. У него не было здесь больше надежного убежища. И весь мир стал чужим и безразличным. Даже работа перестала его интересовать. Перед его глазами стояло ее лицо.
— Во второй половине дня снова полетите? — тихо спросил Боукелика.
Он устало кивнул:
— Конечно, только не знаю, сколько времени мне еще удастся водить за нос моих специалистов.
— Обратно, Энрико, обратно! Еще раз пройди эту трассу! — крикнул пилоту вертолета геофизик Дутарте, и тень, бесшумно бегущая по песчаным волнам, начала возвращаться, сделав большой крюк.
Вечер был на исходе, и солнце висело низко над барханами. С начала недели они летали в полном составе. Франко Бор- зари — картограф и геодезист, геофизик Дутарте и главный геолог Винтер. Почему тот сам занимается этой поденщиной, никто не знал.
Пилот Отталини скучающе смотрел на Дутарте, склонившегося над аэромагнитометром.
— Выдерживай направление юго-юго-юго-восток. Магнитометр реагирует! Слышите, доктор?
Винтер удивленно повернулся к нему.
— Франко, снимки! — приказал он картографу и стал внимательно наблюдать за местностью.
— Там, внизу, скорее всего, поверхностная жила железных руд. Это возможно, доктор? С высоты двухсот метров прибор не реагирует, а со ста пятидесяти — да. Стоп! Уже кончилось. Ну, еще разок, Энрико! Снижайся до ста метров и тщательно копируй рельеф. Нанесу на карту трассу-
Тень вертолета скользила по барханам. Войтех изучал местность. Залежи бурого железняка прямо под слоем песка? Может быть, здесь все возможно.
— Тут не о чем и говорить, — заявил Дутарте, — это просто карман, а не залежь. Так и продолжай, Энрико, выдерживай высоту! Я только не пойму, зачем мы так основательно утюжим этот участок пустыни. Что вы хотите найти под этими песками, шеф? Щебень, возможно, глину и, самое большее, незначительную залежь железной руды. Или оптимисты из тунисского министерства думают, что достаточно молотком забить в песок трубу, и брызнет нефть?
— И мы должны найти это верное место! — засмеялся Бор- зари.
Винтер кивнул:
— Не удивляйтесь, ведь кругом постоянно происходят такие чудеса, поэтому многие люди не могут понять, почему бы чуду не произойти и здесь.
— Через восемь минут зайдет солнце, — сказал пилот, — нам пора закругляться.
Солнце уже лежало на песчаных гребнях. Длинные тени изменили лицо пустыни, теперь она была освещена только с западной стороны.
— Что ж, по домам, парни! — кивнул Винтер, и Отталини начал менять курс. — Конец работе, солнце закатилось, можно идти пить пиво.
Цвета начали меняться, золотая охра и красная медь, в долинах — фиолетовые тени. Казалось, здесь не действуют никакие законы оптики, пустыня установила свои законы. Винтеру страстно захотелось остаться одному среди этой бескрайней пустыни, подальше от всего остального мира. Но он понимал, что это невозможно. Человек всюду тащит за собой свой человеческий мир. И в этом внутреннем мире бушуют такие же бури, грозящие ему самоуничтожением, как и во внешнем. Ни от чего нельзя убежать!