Она глубоко вздохнула. Грудь ее колыхнулась, будто какое-то существо, живущее своей особенной жизнью. На мгновение он увидел судорожные движения человека, пригвожденного очередью к красноватой земле. Все вернулось.
— После обеда заедем еще на пляж, — сказала она решительно. — Когда я еще снова вырвусь к воде, а у нас ведь и душа нет, представляете!
— А теперь оставьте меня, я хочу одеться, — проворчал он.
— Ну-ну!
Он увидел ее спину, тонкую талию и выпуклые бедра. Дверь хлопнула так, будто по комнате пронесся ураган. Минуту он тупо смотрел перед собой. Потом поднялся и пошел в душ. Мужчину вначале отпугнет ее рассудочность, а потом эта неуемная энергия. Интересно, какая она в постели? Тоже, наверное, не отдается покорно, а решительно требует своего…
Поток воды безжалостно смыл ее образ, все еще стоявший перед его глазами.
— Боже мой, идея! Решение!
У него даже дух захватило. Стоял с закрытыми глазами, чувствуя, как потоки воды смывают с него остатки беспомощности и страха. Спасение… Он еще не решался развить свою мысль до конца. Он всегда предпочитал иметь дело с тихими, спокойными женщинами, а не с такими агрессивными красотками. И слишком много знаний тоже вредно. У женщины одна миссия — та, главная, пусть ее и исполняет; эмансипированные во- Дительницы электровозов его не привлекали.
Он повернул кран. Поток иссяк. Да, это может быть решением. Доктор Шольц из Меденина, чешский врач-терапевт. Чешский врач отыщется и поближе, но с Вашеком Шольцем он в приятельских отношениях… Тщательно расчесывая свои темные, жесткие, изрядно поседевшие волосы, он вглядывался в собственное лицо. Тоже далеко не молод, но еще и не совсем плох. Голубые глаза и опаленное солнцем лицо. Худощав. Зубы… нет, пока не беспокоят. Конечно, с ней ему не сравниться. Что будет, если Генрика поедет к Шольцу? Хоть немного-то он сможет ей помочь? Он пожал плечами: разве угадаешь? Но в любом случае он пошлет ее к Шольцу, напишет ему письмо и… Он рассеянно одевался. Да, это единственная возможность предупредить посольство, сообщить о том, что случилось. Им лучше знать, что надо предпринять, чтобы не поставить при этом под угрозу жизнь Тиссо. Теперь он уже ни о чем не мог думать, целиком захваченный своей идеей. Лучше всего послать ее к Шольцу немедленно, но это было бы опрометчиво, спешка плохой помощник. Время еще есть, много времени, они не торопятся диктовать свои условия. Возможно, за ним следит кто-то из работающих прямо на базе. За Тарчинской, конечно, следить не будут, у них нет повода.
Он спустился в столовую: высокий зал, великолепная колоннада, обращенная к морю, римская мозаика и в центре — фонтан. Генрика в легком полотняном платье, под которым на ней явно ничего больше не было, уже заказала обед.
— Вы еще хуже, чем я думала, — сказала она ядовито, — нарочно опаздываете, чтобы заставить меня ждать. Я заказала молодую баранину, мешви.
— Гм… — Он сел и осмотрелся. — Мне все равно, прежде всего я выпил бы коньяку. Пусть уж пророк простит меня… — Он кивнул официанту.
— Мне тоже!
— Вам? Тогда он вообще ничего не принесет, не провоцируйте его!
— Тогда закажите двойной, я выпью с вами.
— Как суп?
— Страшно вкусный.
— Я отдаю предпочтение кухне на базе. У нас исключительный повар, Филоген, негр из Неаполя.
— Слышала. У нас не так замечательно, хотя готовит тоже итальянец. В любом случае от мяса я просто прихожу в ужас. Когда видишь его в такую жару на рынке…
Он потянулся за меню, другой рукой ощупывая карманы.
— Что же вы такое заказали?… Черт, опять я забыл очки!
— Возьмите мои! — и пододвинула к нему сумочку.
— Не могу к ним привыкнуть. Настолько раздражают, что все время их где-нибудь забываю. — Он вынул из замшевого чехла дамские очки в золотой оправе.
— Видите что-нибудь?
— Вполне достаточно. Где тут ваше мешви? — Он тщательно изучал меню.
— Я же вам объяснила, что это такое…
— Я знаю, просто хотел посмотреть сам… Спасибо! — Он положил очки в сумочку.
Она бросила на него уничтожающий взгляд. Старый холостяк! Он говорил по-чешски, она — по-польски, но они понимали друг друга отлично. Только в научных спорах переходили на французский.
— После обеда напишу письмо Шольцу. Когда вы собираетесь к нему? — Она неопределенно пожала плечами. — Не советую вам слишком откладывать, — сказал он серьезно. — Если это тройничный нерв, вам придется лететь в Тунис, там единственное приличное отделение стоматологии. Если согласны отправиться сразу после обеда, вы сможете высадить меня на базе и ехать дальше через оазисы до Меденина. По магистрали, конечно, быстрее, но мне надо до ночи быть на базе… У Шольцев вы переночуете, поболтаете с его женой. Если часа в четыре утра выедете обратно, то к восьми будете в Кебили. Машину вернете при случае, без одного джипа мы обойдемся.
Официант с каменным лицом поставил на стол запотевшую рюмку с холодным, как лед, коньяком. Коньяк здесь, видимо, держат в самом дальнем углу холодильника. Чтобы не оскорблять зрение правоверных. Но сейчас в зале правоверных не было. Вечером со спиртным было бы сложнее.
Генрика с наслаждением выпила, минуту посмаковала коньяк во рту. Посмотрела на Винтера большими зелеными глазами. Темные ее волосы были в рыжеватых и коричневых подпалинах. Короткая простая прическа подчеркивала ее интеллигентный вид. Широкие скулы, полные подвижные губы и строгая морщинка между бровей.
— Вы думаете, это удобно? — спросила она. — Не слишком ли это бесцеремонно — вторгнуться в чужую семью?