Винтер бросился на Германа, схватил его за горло:
— Я сам ее там видел!
— Да, видел, но ее сразу же увезли в другое место. Ее нельзя было держать на судне.
— Доктор! Опомнитесь, доктор! — Ствол автомата опустился, Боукелика оттолкнул его в сторону. Потом схватил Германа за воротник и поднял. — Говори! В твоем распоряжении минута!
Тот насмешливо покачал головой:
— Можешь нас обоих прикончить, но ничего о ней не узнаешь. Теперь я буду предлагать условия! Если дадите нам улететь, укажу это место. Иначе от меня ничего не добьешься!
Боукелика беспомощно глянул на Войтеха, потом снова поднял автомат.
— Ты воображаешь, что можешь тут наболтать все, что угодно, а мы тебя отпустим? Я предпочитаю рискнуть тем, что ты ничего не скажешь.
Чуть слышно щелкнул предохранитель. Лицо Германа стало желто-серым. Альдо свернулся в клубочек, уткнув лицо в ладони.
— Доктор, — захрипел Герман, — ведь вы образованный человек. Вы же понимаете, что шансы у нас равны. Где гарантии, что вы отпустите меня, если я назову это место? Вы должны верить мне на слово, как и я вам. Сами вы без меня никогда не узнаете, а если и узнаете, то будет поздно. Наш человек имеет специальные инструкции. Я назову вам то место, а вы…
Катера кружили по бесцветной воде. Все вокруг было лишено цвета. Последние минуты ночи — и первые мгновенья зарождающегося дня. Войтех подумал, что человек, махавший им руками, мог быть инспектором Сурицем. Может, хотел дать знак, что Генрики нет на судне.
— Да, — выговорил он хриплым, бесцветным голосом, — шансы у нас равны. Я бы согласился на этот обмен, капитан.
— А Суриц, а его люди? А доктор Тиссо? Вы думаете, я могу дать им уйти просто так? Что бы сделал на моем месте Суриц?
— Вероятно, пошел бы на компромисс, — сказал Винтер. — Мертвым мы уже не поможем, а ее еще есть надежда спасти. Суриц никогда не верил в идеальную справедливость и в окончательную победу. И компромисс может означать успех.
— А как я за это отвечу?
— За это буду отвечать я, капитан.
— Вы иностранец и к тому же — неверующий, — сказал тот пренебрежительно.
Они замолчали. Катера все еще кружили по спокойной поверхности моря.
— Ну и где вы ее скрываете? — снова с отвращением спросил капитан.
Герман глубоко вздохнул и, не говоря ни слова, протянул скованные руки.
— Этого ты не дождешься! — закричал капитан. — Я предам тебя суду! Мы здесь не в Италии, у нас тебя повесят! Или отрубят голову. Никогда тебя не отпущу!
— Так, значит, она умрет, — застонал Герман. — Это вы ее убьете, а не я. Помешайте этому, доктор!
Войтех бросил на Боукелику растерянный взгляд. Запугивает он Германа или всерьез? Да, здесь не Италия, перед исламским судом у террористов, вероятно, нет шансов.
Катера с ревом приближались к берегу.
— Как только они пристанут — будет поздно, — сказал Боукелика. — У тебя последняя возможность сказать правду, и мы защитим тебя. Это французы, люди Сурица, они не станут тебя судить, а просто сдерут шкуру. Выбьют из тебя все, что захотят.
— Может быть, выбьют, — прохрипел Герман. — Но вашей даме это не поможет. Она уже сдохнет. Если не будет условленного сигнала с «Ла Камолы», ее прикончат сегодня же. У нас на любой случай разработаны инструкции. Нас вы не переиграете. С удовольствием позволю себя застрелить, лишь бы увидеть, что у вас ничего не вышло! — Он громко захохотал, поднял руки, как будто хотел стереть пот со лба, и наручниками ударил Боукелику в лицо.
Автомат загремел.
Тело Германа затряслось, будто он попал под высокое напряжение. Он дернулся и повалился лицом в песок. Желто- зеленый от страха Альдо что-то кричал. Под телом Германа начало расплываться большое темное пятно. Войтеху стало плохо. Конец! Никогда им не узнать, где ее спрятали.
— Боже мой, капитан, — застонал он.
— Вы предпочли бы, чтобы он пристрелил нас? — спросил тот, стирая кровь со лба. — Чтобы они потом снова нас шантажировали?
— Мы никогда не узнаем, куда ее спрятали!
Моторы катеров затихли. Тишина, только плеск волн. Скрежет песка под килем. Две группы вооруженных людей устремились к вертолету.
Тело Германа еще вздрагивало. Войтех отвернулся, и его стало рвать. Сказалось напряжение прошедшего дня, ночи и этого страшного утра. Конец, готово, сейчас он свалится, потеряет сознание, отключится…
— Спокойно, доктор Винтер, опомнитесь! Вы слышите меня? — настойчиво тряс его невысокий коренастый мужчина с птичьим профилем. Настоящий галльский петух.
— Да, я слышу, я понимаю, я в порядке… — пробормотал он.
— Ну так соберитесь с силами! — орал петух. — Меня зовут Ренэ Перрэн, я замещаю инспектора Сурица. Мы им этого не простим, понимаете? Вы должны собраться с силами, вы нам нужны. Опомнитесь, наконец!
Он опомнился.
Герман уже не лежал на песке возле его ног, исчезло и кровавое пятно. Пилот Альдо в сопровождении двух человек шел к катерам, а капитан Боукелика разговаривал с пилотом, стоявшим в проеме двери вертолета.
— Послушайте меня, доктор, — настаивал Перрэн. — Операция продолжается, со смертью Сурица ничего не кончилось. Вам плохо? Но вы не можете сейчас слечь! Дайте ему что-нибудь выпить и сигареты! — приказал он.
Мужчина в маскировочном комбинезоне сунул ему в руку плоскую бутылку. Ренэ Перрэн выкрикивал дальнейшие указания. Капитан Боукелика обнял Войтеха за плечи и с вымученной улыбкой сказал:
— Вы это сумеете, шеф, обязательно сумеете.
Он не знал, что он должен суметь.
Он глотнул водки и непонимающе перевел взгляд с одного на другого. С него достаточно, он сыт по горло. Единственное его желание: добраться до постели и спать, а то зарыться прямо в песок, исчезнуть в глубине пустыни, ни о чем не знать, обо всем забыть и обрести наконец ПОКОЙ!